22 августа 100 лет назад родился Рэй Брэдбери. Сейчас этот великий фантаст не в топах продаж — из зарубежной фантастики в них представлен Стивен Кинг. О том, чем прекрасен Брэдбери и живы ли его книги сейчас, рассказывает ректор Литературного института доктор филологических наук Алексей Варламов и один из самых интересных и читаемых сегодняшних фантастов Макс Фрай.
— Не берусь говорить за всех, кто читал Брэдбери: чтение в отличие от театра и кино вещь глубоко индивидуальная, личная, но, абсолютно соглашаясь с высокой оценкой его произведений, расскажу свою историю знакомства с ними.
Это случилось в университете, когда мы учились на первом курсе и проходили по программе античную литературу. Книги читали в библиотеке — серьезные, важные, трудные, но кроме них была в читальном зале в открытом доступе полка фантастики, и там стояли книги, которые я просматривал, покуда ждал своей очереди на Гомера и Эврипида. Там и попался мне Брэдбери, которого я стал читать вместе с античными классиками, возможно, чтобы немного их разбавить чем-то более легким, понятным, доступным. Но вдруг оказалось, что по концентрации смысла, по емкости Брэдбери им не уступает. И в моем молодом сознании поразительным образом они сомкнулись — Рэй Брэдбери и античность. Совпадение, в общем-то, случайное, но для меня это все оказалось некой грандиозной постройкой от фундамента до верхних этажей. Я, может быть, даже не понимал этого тогда так, как понимаю сейчас, но и Гомер, и Брэдбери говорят об одном — о чуде человека и мироздания.
Брэдбери, правда, удивительный автор, для которого фантастическое лишь средство передать свое удивление, восхищение Вселенной и любовь и жалость к человеку.
А что касается того, что он сейчас не в топах продаж… Наверное, для каждого писателя есть свое время и свои волны интереса. Гомер и Эврипид тоже вряд ли стоят в топах, но это ничего не доказывает. Продажи — вещь временная, сегодня в моде одни авторы, завтра будут другие. Если посмотреть на рейтинги XIX века, не факт, что там всегда присутствовали те, кто от той эпохи остался. Это не значит, что современностью надо пренебрегать, мы живем в своем времени, и сегодняшнее признание — вещь для любого писателя очень важная. Но поскольку для меня Брэдбери изначально встроился в ряд мировой классики, я так к нему и отношусь. Он же был не единственный из фантастов, кем я тогда увлекался. Я много читал и Станислава Лема, и Клиффорда Саймака, и Артура Кларка, и Айзека Азимова, и Франсиса Карсака, но при всем к ним уважении в один ряд с Гомером их не поставлю. Именно написанное Брэдбери сохранилось в моей памяти отчетливее всего, и вряд ли это случайно. То, что он создал, придумал и сделал, меня и сейчас не отпускает. Особенно «Марсианские хроники». В свое время они меня поразили — неужели вот так можно видеть? Так изобразить встречу двух цивилизаций, так придумать другой мир, как если бы это были мы сами, но увиденные другими глазами.
Нет, правда, он был немножко — а может быть, и множко — инопланетянином.
Так не писали даже братья Стругацкие, которых я очень любил и люблю. Брэдбери предложил совершенно новый взгляд на человека, на цивилизацию — и среди писателей-фантастов именно он для меня абсолютная, недосягаемая высота. А кроме того, у него есть та сердечность, та душевность, та нежность, которая и делает литературу волшебством.
…Помимо ремесла и мастерства есть в литературе высший этаж, на котором находится Брэдбери. И научить этому нельзя.
Макс Фрай: Страшный писатель
— Брэдбери — очень важный для меня автор. Но я не могу назвать его книги именно «добрыми» и «чудесными». Сложными, тонкими, отчасти, как уже, к сожалению, вполне очевидно, пророческими — да, безусловно. «Добрыми» в общепринятом смысле — ну уж нет.
Для меня Брэдбери — страшный писатель. Может быть, самый страшный из всех, кого я знаю; вероятно, дело в том, что нам с ним кажутся страшными сходные вещи. В первую очередь генеральная тема брэдбериевских кошмаров — мир во власти торжествующего жлоба — наиболее ярко раскрытая в антиутопии «451 градус по Фаренгейту» и отчасти в «Марсианских хрониках» — в некоторых из них.
Рассказ «Калейдоскоп» когда-то стал для меня первым опытом подлинного отчаяния, выходящего за пределы обычного житейского горя. Ясное понимание, что все мы ничем не отличаемся от героев рассказа — летим в разные стороны, каждый в своем скафандре, вокруг ледяной космос, связь вот-вот пропадет, воздух закончится, времени почти не осталось, и это изменить невозможно, никто не спасет — это было мучительное, но чрезвычайно полезное переживание для человека шестнадцати лет. Кьеркегор писал, что философия начинается с отчаяния; добавлю, что с отчаяния начинается все то, что мы называем «внутренней», «духовной» жизнью. То есть собственно сама жизнь.
Я понятия не имею, какое влияние оказывает творчество Брэдбери на современную фантастику. Но совершенно не сомневаюсь, что его книги по-прежнему влияют на некоторых читателей.
