Он прожил долгую для его поколения жизнь: родился в 1891-м и умер в 1969-м году. Но главным в его жизни была Первая мировая война, а в его творчестве – 20-е годы. Он ушел на фронт юношей с огромным талантом рисовальщика, а четыре года спустя вернулся из окопов профессиональным солдатом-убийцей. Таким он сам изобразил себя на автопортрете. Дикс вымещал демонов войны на бумаге. Его жуткий шедевр – 100 листов графики. Цикл так и называется: ‘’Война». Это такое же сильнодействующее искусство, как роман Ремарка »На западном фронте без перемен». Трупы, уроды, инвалиды, опять трупы. Дикс не щадит зрителя, но его работы обладают магической силой. Они завораживают и не отпускают. То же с портретами. И тут много пугающего гротеска, жестокости, даже садизма. И опять – не отвести глаз.
Отто Дикс. Война.
Тайна Дикса — в его безмерном мастерстве. Как художник, он сознательно ориентировался и продолжал традиции северного Возрождения: Дюрер, Кранах, Брейгель – его компания. Но по дороге к ним и от них Дикс прошел через все школы своего времени: кубизм, дададизм, экспрессионизм. Современники считали его вулканом – могучим и непредсказуемым. Потомки отвели Диксу особое место.
Он стал лицом — или кистью — Веймарской культуры, которая вызывает у нас не очень внятное, но тревожное чувство. Удивление? Зависть? Страх? В конце концов, все мы помним, чем кончился этот ренессанс германской музы. Со времен того первого, гетевского, Веймара в Германии не было столько талантов, но они не изменили расклада.
Отто Дикс. Метрополь.
Несмотря на радикальность политических и эстетических взглядов, Дикс шел от традиции, был замечательным мастером с ювелирным подходом к деталям. Война дала ему новые и страшные темы, но он решал их, переосмысливая язык старых мэтров. Поэтому работы Отто Дикса, вернувшегося в конце жизни к религии, заражают нас не только явным цинизмом, но и скрытой мистичностью. За пологом чуждого самому себе мира прячется иная реальность. Пусть о ней ничего не известно, пусть она даже хуже этой, но художник верит в силу искусства, способного вывести нас к инобытию — по ту сторону обесценившейся повседневности.
Александр Генис
