«Кавказская пленница» в Уссурийской тайге. Или кинокомедийные воспоминания о таежном гарнизоне.

Далекий 1968 год… Как сейчас вижу себя 22-летним парнем, впервые в жизни надолго покинувшим  родительский дом в Ленинграде и оказавшимся на краю света в Приморском крае. Должен признаться, что впечатление было слишком сильным. Но ничего не поделаешь – военная служба в разгаре.  Я уже старшина и до присвоения офицерского звания остались считанные месяцы. Место действия — Ракетный дивизион Тихоокеанского флота. Дальний гарнизон. До ближайшего населенного пункта 60-70 км. За спиной – Уссурийская тайга и китайская граница. А впереди – Татарский пролив с о. Сахалин на горизонте.

Несмотря на то, что часть относилась к войскам элитным, судьбоносным для страны, где все офицеры были с высшим образованием, а матросы и солдаты – как минимум окончили средние школы, техникумы и даже 1-2 курса институтов (сейчас в это трудно поверить!) – даже здесь армейская служба сводилась, прежде всего, к обрядности и бесконечным работам, причем то и другое угнетало бессмысленностью и требованиями тщательности. При этом, в увольнение никто не отпускался, ибо некуда – кругом тайга. Юность плохо умеет рассуждать, зато темперамента хоть отбавляй. И юность копит в себе невроз, напряжение и заряд агрессии, оказавшись в замкнутом пространстве. При этом приходят письма из того счастливого мира, который ты еще совсем недавно не ценил, считая, что «все так живут». А теперь ты вздрагиваешь, когда узнаешь, что друзья встречали без тебя Новый Год, ходили на лыжах  к кому-то на дачу, но самое больное для солдата таежного гарнизона – девушки!!! Точнее, их полное отсутствие в радиусе 70 км. И это в мирное время ты должен быть так перегружен отрицательными эмоциями при недостатке положительных, которые сводились к просмотру кинофильмов в клубе воинской части 3 раза в неделю. За эти мероприятия отвечали офицеры-политработники.

В те дни, о которых мы ведем наш рассказ, эти «инженеры человеческих душ» в нашем полку были заняты решением  крайне серьезной проблемы. Дело в том, что из соседней воинской части позвонил замполит полка и сообщил, что к нам едет дежурная машина с почтой и с двумя банками нового кинофильма, которого еще никто не видел.  Этот соседний замполит рекомендовал по-дружески сначала посмотреть кино в узком кругу проверенных «идейно убежденных людей» и решить: показывать солдатам или нет. Он также сказал, что проинформировал и других коллег о своих сомнениях, ибо только что просмотрел картину в будке киномеханика и пришел в ужас при мысли, что это увидят солдаты. Короче – опасный и вредный фильм. Когда наш комиссар спросил его, как называется картина, то получил ответ: «Кавказская пленница».

Часа через два после прибытия фильма в наш клуб, следом явились пропагандист полка, секретарь партбюро и замполиты всех наших батарей и дивизиона – всего 7 человек. Они заперлись в кинозале, к дверям которого был поставлен сторожевой пост, чтобы никто не тревожил их внимание. Это они (!) должны были решать можно ли допустить к просмотру замечательной кинокомедии, триумфально шествующей по кинотеатрам Сов. Союза, 700 человек солдат и матросов, запертых на небольшой площади в Уссурийской тайге! Ну, что же! Профессионалы от политической бдительности творчески подошли к пониманию приказа Начальника Главного политуправления Сов. Армии генерала армии Епишева о том, что не всегда разрешенное для чтения или просмотра в гражданской жизни подходит для Вооруженных Сил.

….  Треск кинопроектора «Украина» прекратился и включили свет. Установилась смущенная тишина. Первым заговорил пропагандист полка.

— Ну, знаете ли, это черт знает что такое. Это смахивает на идеологическую диверсию. Например, этот… как его…товарищ Са-ах какой человек! Разве это советский руководитель? Да у него все время свербит за ширинкой. И вообще, вглядитесь в его лицо. Он какой национальности? Какая-то торгашеская сволочь. Получается, что мы им служим здесь. А если это подумают солдаты?

Подал голос другой политработник:

—  А по-моему, фильм смешной, с песнями и совершенно детский сюжет. А солдаты – это те же дети. Ничего страшного не будет, если посмотрят.

Заговорил замполит полка:

— Как говорит ваш товарищ Саахов, аполитично рассуждаете, капитан. Согласен,

что солдаты – это дети, но с большими органами, не забывайте. Если даже у меня, женатого уже 12 лет, все пересохло во рту, когда я увидел эту артистку в купальнике, то что же будет с нашей ордой, запертой в лесу и не видевших живых баб уже 2, а кое-кто целых 3 года? Это падение боеспособности нашей части, особенно стартовых расчетов. Вот что надо иметь в виду!!!.

— Так что же делать? Давайте позвоним в вышестоящую инстанцию. Как скажут так и будет. И вообще это не нам решать.

Очевидно разрешение было получено. Тем более, что в других частях уже состоялся просмотр. Но, тем не менее, наши идейно озабоченные получили благодарности за проявленную бдительность.

И наступил вожделенный миг! На лесной поляне вместо волейбольной

сетки была натянута портяночная ткань и получился большой экран. Прямо на

земле сидели или лежали на шинелях около 700 человек зрителей. Многие

курили, но никто не возражал, ибо дым защищал от миллиардной мошкары.

Когда на экране появились ноги осла, весело цокающие по шоссе, раздался смех, от которого зашелестел лес, но когда ноги осла сменились ножками Наталии Варлей, то над тайгой поднялся стон, смешанный со вздохами отчаяния. Провинциальная наивность некоторых зрителей была такой, что многие забыли, что они смотрят кино и начали общаться с героями комедии напрямую. Особенно доставалось «Шурику» Демьяненко, который чистотой своих помыслов вызывал всеобщее раздражение присутствующих. На его голову со стороны высокоэрудированных в любовных вопросах зрителей сыпались проклятия и презрительные реплики. Когда же, по ходу фильма, Шурик в спальном мешке упал в горную реку и его подхватило течением, а Наташа Варлей бросилась его спасать, то слышались солдатские реплики:  — Ну зачем он тебе нужен. Что с него толку. Это же инвалид!

Однако, когда на экране возникли две мокрые до нитки трясущиеся фигуры, которые, стуча зубами от холода, замолкли, повернувшись друг к другу, среди зрителей прошел почти дикий рев: «Ну!». Когда же, Шурик, отвернувшись от мокрой и продрогшей девушки, продолжал трястись, чуть отодвинувшись от нее, над лесом взвился прямо тайфун тяжелейшего русского мата:   — Боже мой! Какой идиот! – орали интеллигентные москвичи.

— Да это какой-то жизнерадостный дебил! – вторили им эрудированные ленинградцы.

Когда же на экране возникло утро и Наташа Варлей в эффектном купальнике развешивала мокрую одежду, то почти тысячная толпа провинциальных зрителей в серых шинелях, потеряв рассудок, заверещала:

— Эх меня там нет! Да я бы ее зубами грыз!

— Штатский дегенерат! Пиджачник с нафталином! Урод!

— Штиблет очкастый! Да у него ничего нет! Кастрат!

— И зачем только такие люди живут на свете?!

— Эх, я бы там!!! Уж я бы знал, что к чему!!!

Сеанс был прерван совершенно неожиданным образом. Среди группы солдат-кавказцев вдруг встал во весь рост какой-то ефрейтор и с совершенно безумным лицом двинулся к экрану. Все притихли, не понимая, куда и зачем он идет. Приблизившись вплотную, ефрейтор протянул руки к экрану, желая обнять изображение Наташи, но экран сорвался. Поднялся дикий рев вперемежку с отборной руганью и свистом. Виновник сидел на земле, тяжело дыша и чуть не плакал.

Как говорил когда-то Дзержинский: «Смешно, и весьма!». Но почему-то не смешно. Каждый год десятки тысяч парней отправляются служить в дальние гарнизоны. Любой нормальный парень хотел бы год или два отслужить в такой армии, из которой выходят супермены. Но бессмысленной каторги и тюремного бесправия они не хотят. Поэтому и уклоняются от службы. Всяческое затруднение жизни солдата путем изощренных придуманных лишений, ограничений в самых обычных радостях жизни, подчинения старшим, причем, не по званиям или должностям, что было бы понятно, а по срокам службы – таковы характерные черты нашей военной организации. Для войны вся эта система абсолютно не нужна, недаром настоящие фронтовики ее всегда презирали.

Посмотрите, господа начальники, как к людям относятся в других армиях.

«…Что?? Это на кого мы должны смотреть?! Пусть лучше смотрят на нас и трясутся. Мы лучше всех и сильнее всех. Молчать!! Смир-рно!! Вот так…»

 

 

Анатолий Шапиро